Реакция русских промышленников на подобные экономические вылазки была бурно негативной. В этой среде быстро почувствовали, что намечаемые новой властью хозяйственные подвижки абсолютно не рассчитаны на них. Участники созданного недавно в Париже Торгово-промышленного совещания, объединявшего русскую буржуазию, выступили против отдачи России на разграбление иностранцам: им «наша родина нужна только как объект эксплуатации»; нельзя, чтобы чужие люди без нас «заботились» о нашей родине. Они резко осудили заигрывание отдельных лиц с советами. «Захватчики власти в России выносят распятую ими нашу родину на международное торжище. С беспринципным цинизмом продают они чужую им, обескровленную Россию, лишь бы выгадать еще час жизни, еще час власти». Торгово-промышленное совещание постоянно выступало с резолюциями о недопустимости совместной работы с советской властью, т. к. это приведет лишь к углублению экономического кризиса на Западе и искусственно поддержит диктатуру. Известный П. П. Рябушинский заверял, что иностранцы хотят превратить страну в подобие Ост-Индийской компании. Бывший царский премьер В. Н. Коковцов предрекал: они к нам не прислушаются, зато нас должна услышать Россия.
Разумеется, мнение российской эмиграции партийно-советское руководство в расчет не принимало. После отхода Ленина от дел и затем после его смерти соратники вождя по Политбюро ЦК постепенно образовали троцкистско-зиновьевскую оппозицию, проявив себя приверженцами иностранного капитала. Они даже не пожелали делить это поле деятельности с наркомом внешней торговли Л. Б. Красиным, которого как специалиста в данной области высоко ценил Ленин. Любимца вождя умело оттерли на вторые роли: в ходе реорганизации Наркомата внешней торговли и Наркомата внутренней торговли создали единое ведомство во главе с А. А. Цюрупой, а Красина отправили к нему заместителем, определив местом пребывания Лондон.
Привлечение западной буржуазии в страну советов страстно пропагандировал Троцкий. Он предлагал и теоретическое обоснование этой идеи. Русский капитализм не развился до того серьезного уровня, как его характеризует передовая индустрия, созданная преимущественно иностранцами, и отсталое полупатриархальное ремесло. Экономическая инфраструктура, доставшаяся в наследство от царизма, актуализирует взаимодействие, прежде всего с иностранными предпринимательскими кругами. А русская буржуазия не в состоянии быть полноценным субъектом модернизации. В концессиях Троцкий видел несомненную экономическую выгоду: «мы слишком молоды для использования наших богатств в государственном масштабе». К тому же они – серьезная гарантия нашей безопасности: «давая концессию на Камчатке американскому капиталу, мы защищаемся от военного вторжения». В апреле 1924 года выступавший в Бакинском совете Троцкий заявил, что техническо-экономический прыжок невозможно осуществить без помощи иностранного капитала; надо лишь сократить его присутствие по сравнению с довоенным уровнем. Будучи в оппозиции, Троцкий продолжал настаивать на расширении иностранных концессий, даже предлагал допустить для работы в СССР зарубежные банки. Тех же мыслей придерживался и Зиновьев. Вот отрывок из одного его выступления:
...«Ошибается трижды тот…, который думает, что мы от серьезных сделок с иностранным капиталом отвернемся только потому, что мы – коммунисты. Мы не отказываемся торговать, давать концессии, мы не отказываемся от известных обязательств. Но мы требуем, чтобы они с нами разговаривали не как с колонией или полуколонией»
На XIII съезде РКП(б) Зиновьев сказал, что концессионные договоры подтягивают работу наших хозяйственных органов. Он призвал лучше работать и привел в пример успешные концессии, выданные зарубежным фирмам. К. Б. Радек тоже излучал энтузиазм по поводу иностранного капитала. Находясь в Берлине, он назвал курс советского руководства логичным продолжением политики царских министров финансов И. А. Вышнеградского и С. Ю. Витте.
В тоже время, русские промышленники также делали попытки принять участие в промышленном восстановлении страны. Например, бывший министр Временного правительства М. И. Терещенко сделал предложение по сахарным заводам, ранее принадлежавшим его семье. Но подобные инициативы неизменно встречали категорический отказ. И тут же раздавались призывы к французским рантье вкладывать в Россию: мол, ее обширные ресурсы послужат гарантией инвестиций. При этом добавлялось, что если бы Колчак или Врангель оказались победителями, то они также были бы вынуждены просить о помощи. Откровенная ставка на западный капитал со стороны членов высшего партийносоветского руководства порождала внутри страны слухи, что большевики собираются превратить нищую Россию в страну с «царящим в ней иностранным капиталом». Такая политика вызывала недовольство в советском обществе, особенно в низших его слоях. Это проявлялось на различных всероссийских форумах, куда съезжались делегаты с мест. На профсоюзных съездах неизменный интерес вызывала тема концессий. Больше всего записок в президиум поступало именно по этому поводу. Причем общий критический настрой участников не вызывал сомнений: «это постыдная уступка западному капитализму, нашему подлому врагу». То же самое происходило на сессиях ВЦИКа. К примеру, в октябре 1924 года рабоче-крестьянские представители буквально атаковали наркома иностранных дел Г. В. Чичерина, когда он докладывал о планах получения займов, с погашением которых произошло бы частичное удовлетворение по царским долгам (выплата царских долгов являлась основным требованием западных кредиторов). Выступавшие ораторы требовали свернуть все приготовления к переговорам: они «знаменуют отступление нашей внешней политики» и должны быть пресечены «твердой пролетарской рукой». Пусть восстановление экономики пойдет медленнее, но зато «мы ничего из дорогих завоеваний Октября не отдадим никому»; «ни английскому, ни каким-либо другим правительствам мы не должны ни гроша, наоборот – предъявим им наш самый суровый счет!» Один уральский рабочий сказал: «Когда рабочие слышат об этих переговорах, то они задаются вопросом: стоит ли вступать в концессию? Не лучше ли восстанавливать своими собственными руками? Что за интерес сдавать такое богатство в концессию, когда мы за эти заводы боролись?» Конечно, подобное восприятие концессионной темы делало невозможной ее реализацию. Разумеется, и авторы данного курса не могли снискать популярность в массах, что сыграло не последнюю роль в политическом поражении троцкистско-зиновьевской оппозиции.